Человек в перчатках разорвал правую, резким движением вынул платок,
вытер мокрое лицо и, пробираясь к дверям во дворец, полез на людей, как слепой. Он толкнул Самгина плечом, но не извинился, лицо у него костистое, в темной бородке, он глубоко закусил нижнюю губу, а верхняя вздернулась, обнажив неровные, крупные зубы.
По случаю дифтерита вся прислуга еще с утра была выслана из дому. Кирилов, как был, без сюртука, в расстегнутой жилетке, не
вытирая мокрого лица и рук, обожженных карболкой, пошел сам отворять дверь. В передней было темно, и в человеке, который вошел, можно было различить только средний рост, белое кашне и большое, чрезвычайно бледное лицо, такое бледное, что, казалось, от появления этого лица в передней стало светлее…
Неточные совпадения
В нем утвердился приятный запах здорового, свежего мужчины, который белья не занашивает, в баню ходит и
вытирает себя
мокрой губкой по воскресным дням.
— Домой, это…? Нет, — решительно ответил Дмитрий, опустив глаза и
вытирая ладонью
мокрые усы, — усы у него загибались в рот, и это очень усиливало добродушное выражение его лица. — Я, знаешь, недолюбливаю Варавку. Тут еще этот его «Наш край», — прескверная газетка! И — черт его знает! — он как-то садится на все, на дома, леса, на людей…
А отец его, в черном сюртуке до пят, в черном бархатном картузе, переставляя деревянные ноги,
вытирал ладонью мертвый,
мокрый нос и храпел...
Вытирая полотенцем
мокрые волосы, она продолжала...
И,
вытирая комочком носового платка
мокрые губы, философствовал...
Пред вечерним чаем Безбедов сходил на реку, выкупался и, сидя за столом с
мокрыми волосами, точно в измятой старой шапке, кашляя, потея,
вытирая лицо чайной салфеткой, бормотал...
Отзвонив, он
вытирал потный череп,
мокрое лицо большим платком в синюю и белую клетку, снова смотрел в небо страшными, белыми глазами, кланялся публике и уходил, не отвечая на похвалы, на вопросы.
— Поднимай, — сказала Наталья, взяв его под мышки и держа на вытянутых руках, на весу, чтобы не запачкать платья. Мы внесли солдата в кухню, положили на постель, она
вытерла его лицо
мокрой тряпкой, а сама ушла, сказав...
Саша поспешно
вытер платком
мокрые глаза и сказал...
Он долго думал об этом, а потом
вытер кулаком
мокрые глаза и сердито остановил поток жалобных слов...
Председатель что-то закричал, потом замахал на Цыганка рукою, и тот послушно смолк. И, как артист, победоносно исполнивший трудную, но всегда успешную арию, сел,
вытер о халат
мокрые пальцы и самодовольно оглядел присутствующих.
«Как мальчишку, он меня учит», — обиженно подумал Пётр, проводив его. Пошёл в угол к умывальнику и остановился, увидав, что рядом с ним бесшумно двигается похожий на него человек, несчастно растрёпанный, с измятым лицом, испуганно выкатившимися глазами, двигается и красной рукою гладит
мокрую бороду, волосатую грудь. Несколько секунд он не верил, что это его отражение в зеркале, над диваном, потом жалобно усмехнулся и снова стал
вытирать куском льда лицо, шею, грудь.
Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться через родниковый ручей или речку, затянутую с краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей воды, обламывался иногда, попадался в воду, вылезал опять на лед, возвращался на берег и долго катался по снегу,
вытирая свою
мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина, бегая по краям реки, мало замерзавшей и среди зимы, вдруг останавливалась, бросалась в воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала на берег и тут же съедала…
— Ну, ну, тихо! — говорил он,
вытирая полотенцем
мокрую бороду.
Вытер ноги
мокрой тряпкой, залез в чан, топчусь, а начальник мой катается по пекарне и рычит...
Она помнит, как в кузнечном отделении вытащили из печи кусок раскаленного железа и как один старик с ремешком на голове, а другой — молодой, в синей блузе, с цепочкой на груди и с сердитым лицом, должно быть, из старших, ударили молотками по куску железа, и как брызнули во все стороны золотые искры, и как, немного погодя, гремели перед ней громадным куском листового железа; старик стоял навытяжку и улыбался, а молодой
вытирал рукавом
мокрое лицо и объяснял ей что-то.
— Умею… — кивнул босяк рыжей головой и,
вытерев ладонью
мокрые усы, заговорил поучительно: — Умею, брат! Я все делаю скоро и прямо. Без изворотов — валяй прямо и все! А куда попадешь — это все равно! С земли, кроме как в землю, никуда не соскочишь…
И как я мог поверить, и как я мог ждать! Это мою Лидочку, мою деточку оставить лежать в жару, стонать, страдать, умирать доверчиво — и самому ждать! Подлость, безумие. Смотрю в ее черные доверчивые глазки, целую осторожно ее пересмякшие от жара губки, поправляю ей волосики разметавшиеся, раз даже с одеколоном
вытер ей
мокрым полотенцем личико — и будто все сделал, что надо, даже успокоение чувствовал. А как она страдала, как ей было больно. Ей, маленькой, и такую боль!